1.
Есть много странного в науке
о нашей жизни: например,
звериных жил пустые звуки
зовутся музыкою сфер.
Веками прожитыми горды,
живых зверей тупые морды
рисуют люди на гербе.
Никто не помнит о себе.
От мифов древности могучей
остались только Страх и Случай,
но сквозь замёрзшее стекло
мы видим слово и число.
2.
Возникновение веков,
подземных толщ немые своды,
незримый ход материков
содержат знание свободы,
не афишируя свои
непостижимые слои.
В них время замкнуто. Оно
пространству не подчинено,
наивно и неприхотливо;
имея больше степеней
свободы, чувствуя сильней
её отливы и приливы,
порою время шутит с ней.
3.
Дымясь от Пароса до Спарты,
мои разрозенные карты
рисуют странные черты
и огнедышащие горы,
ущелий дивные узоры
и довоенные хребты
Балкан иных, безлюдных, гневных;
среди событий повседневных
их отражённые лучи
дают к событиям ключи
следами древнего огня
на склоне нынешнего дня.
4.
Серебряные валуны
времен эпохи ледниковой –
беспечности многовековой
непотревоженные сны,
как монумент с ушедшей славой.
Как их спокойство чуждо мне
среди реальности кровавой –
как песнь во тьме, как сон во сне,
как царский меч на топком дне,
давно утраченный и ржавый.
И ветер, гнилостный и злой,
несёт, поднявшись, пыли слой.
5.
И сохнут белые лагуны,
и Солнце, скрытое в пыли
от обитателей Земли,
садится в огненные дюны.
Сквозь духоту немые струны
не отпечатают следа.
Стою на отмели щебнистой.
Темнеет пыльная завеса,
и еле видная звезда
едва лучом достанет леса
и растворится навсегда,
не отразясь в воде нечистой.
6.
Так нашей осени на смену
придёт смертельная зима,
воздвигнув ледяную стену,
сжигая действие ума.
Нам с нею не договориться.
Покрыв долины пеленою,
она расправится со мною.
И памяти ночная птица,
и песен солнечная суть
уйдут – но, может быть, весною
отыщутся когдa-нибудь,
и наше слово сохранится,
как несгоревшая страница
давно забытого письма.