когда такое зло творится в нем»
(перевод здесь и далее Анны Дмитриевны Радловой – одной из миллионов жертв советской тирании, умершей в феврале 1949 г. в лагере под Рыбинском).
Режиссер Гэйл Эдвардс (Сидней, Австралия) известна своими постановками опер и драматических спектаклей. Весной 2003 г. она поставила «Ричарда III» в США, в вашингтонском Шекспировском театре, с Уоллесом Актоном в главной роли. Я уже писал в «Литературном европейце» (2001, номер 42) об успехе Актона как Ричарда II в другой (и совершенно иной по характеру и экспрессии) шекспировской хронике. В прошлом году он также сыграл в Шекспировском театре Гамлета в динамической, резкой постановке Гэйл Эдвардс (ее дебют на вашингтонской сцене). И вот Актон – горбун Ричард, герцог Глостер, синоним негодяя, сознательно идущего к власти по трупам, самый отвратительный персонаж Шекспира.
Корона Англии достанется Ричарду после смерти его брата (короля Эдварда IV из рода Йорков) и убийства прочих претендентов на трон (включая двух мальчиков-племянников) и их сторонников. Однако, царствовать как король Ричард III, последний из династии Плантагенетов, он будет всего два года. Соратники покинут Ричарда, и Генри Тюдор, граф Ричмонд, убьет его 22 августа 1485 г. в поединке на Босуортском поле, где прозвучат хрестоматийные последние слова Ричарда «Коня, коня! Венец мой за коня!». Ричард III станет последним в истории английским монархом, убитым на поле боя.
Роль эта была излюблена трагиками со времен ее первого исполнителя в шекспировской труппе, Ричарда Бербиджа. Она чрезвычайно выгодна для исполнителя как своею яркостью, так и размером – 1164 строки, треть всего текста пьесы (3303 строки), вторая по длине роль у Шекспира (после 1530 строк у Гамлета). Кровавого горбуна играли все знаменитые трагики – Дэвид Гаррик, Эдмунд Кин, Генри Ирвинг в Англии, Эдвин Бут в Америке. В ХХ веке в этой роли прославился на английской сцене Лоуренс Оливье, снимавшийся и в фильме 1955 года. В недавнем (1995) английском фильме, где Ричарда сыграл Иан МакКеллен, действие перенесено в современное тоталитарное государство. Надо отметить, что в СССР, в отличие от «Гамлета», «Лира» и «Отелло», эту пьесу Шекспира не экранизировали ни Козинцев, ни Юткевич. Тематика – кровавый тиран у власти – была неподходящая.
Действие пьесы происходит в 1483-1845 годах, и царствование Ричарда – кульминация столетней смуты в Англии и тридцатилетней войны Ланкастеров и Йорков – Алой и Белой Роз. Граф Ричмонд, короновавшийся как Генриx VII, стал основателем династии Тюдоров – отцом Генриxa VIII и дедом Елизаветы I, в чье царствование писал Шекспир (трагедия написана около 1592 г.). Для Шекспира события Войны Роз еще свежи – их разделял всего один век. Что же видится нам через 600 лет в персонажах кровавых британских междоусобиц времен открытия Америки и взятия Казани Иваном III (который, кстати, впервые назвал себя «Государем Всея Руси» как раз в год смерти Ричарда III)?
«Божественное право королей», волновавшее Шекспира и его современников, не дожило до нашего времени. Английская монархия выжила, но несет чисто символическую функцию. Однако, мы знакомы с узурпаторами власти и кровавыми тиранами не менее, чем стратфордский бард, и в поистине планетарных масштабах. Страсть к власти, презревшая все законы (как божеские, так и человеческие) жива и свежа в ХХI веке. Шекспир, следуя логике своего времени, искал (но не оправдывал!) корни морального уродства в физическом уродстве главного героя:
«…Меня природа лживая согнула
И обделила красотой и ростом.
Уродлив, исковеркан и до срока
Я послан в мир живой; я недоделан…
Раз не дано любовными речами
Мне занимать болтливый пышный век,
Решился стать я подлецом и проклял
Ленивые забавы мирных дней.»
Такие обьяснения не новы; и сейчас выводят, например, характер Сталина из его сухорукости или дефекта пальцев ноги. Каковы бы ни были причины преступлений Ричарда, Шекспир выступает моралистом с «политически корректным» финалом – в итоге трагедии следует торжество добродетели и воцарение династии Тюдоров: «О, долго Англия была безумна, Сама себя терзала в исступленье… Междоусобий затянулась рана. Спокойствие настало»
В отличие от «костюмированных» согласно эпохе шекспировских фильмов Оливье или Козинцева, Гэйл Эдвардс и художник спектакля Питер Ингланд модернизируют декорации спектакля, помещая его в привычную нам, универсальную атмосферу. Все действие прижато к переднему краю сцены, оно происходит при приглушенном свете, на фоне высоких раздвигающихся полупрозрачных дверей со стальными рамами, покрытых кафелем стен и коридоров. Обстановка напоминает приемную больницы, морга, или дома для умалишенных. Больного короля Эдварда IV (актер Эдвард Геро) выкатывают в инвалидном кресле-троне. Время от времени звучит сирена и включается фонарь-мигалка на стене. На двери, куда удаляются Ричард и его приспешники, висит табличка «Restricted» («посторонним вход воспрещен»); за этой дверью – резкий, яркий свет, то ли преисподняя, то ли тронный зал. Военные карты расстилаются на складных операционных столах, сливая театральное представление с метафорами «театра военных действий» и «анатомического театра». Заключенных приковывают наручниками к больничным каталкам; на тех же каталках спят Ричард и Ричмонд (актер Дэниэл Трэвис) перед финальной битвой. Костюмы, выполненные в траурных тонах, взяты из начала двадцатого века (художник по костюмам Мюрелл Хортон); военная форма сведена к условным кожаным кирасам, каскам и шинелям; оружие откровенно современное – штыки-кинжалы вместе с автоматами, никаких единоборств или фехтования. (Характерно, что Эдвардс полностью опустила финальную, слишком личную дуэль Ричарда с Ричмондом, заставив Ричарда погибнуть среди солдат под артиллерийским шквалом на Босуортском поле).
Заключенные в лондонский Тауэр и приговоренные к смерти следуют по одному и тому же пути, поднимаясь «вверх и налево» по ярко освещенной лестнице, ведущей за сцену. За полупрозрачными загородками расстреливают старшего брата Ричарда, герцога Кларенса (Курт Роадс). В той же камере душат газом сыновей Эдварда IV – двенадцатилетнего принца Уэльского (Патрик Коллинз) и десятилетнего герцога Йоркского (Кристофер Луджеро). В антракте больничная прислуга молчаливо смывает швабрами кровь с пола и стен. Мотив безумия, сумасшедшего дома, сюрреальности происходящего сопутствует Актону на протяжении спектакля, обретая более резкие ноты сразу же после его коронации: Ричард в шутовской короне выкатывается в том же инвалидном кресле, что служило троном Эдварду IV, жонглируя огромным надувным глобусом (прямая цитата из чаплинского «Великого диктатора»); за ним его подручные-мафиози с бутылками шампанского и воздушными шариками-пищалками. Вихрь кровавого безумия, единого для всех времен, захватывает ричардовскую Англию на сцене из стали, стекла и кафельной плитки.
В Ричарде Уоллеса Актона нет сложности характера Макбета или даже Клавдия, но есть дьявольская энергия, которая переполняет вначале его сверхчеловеческие амбиции, а в конце уже нечеловеческие, звериные метания обложенного со всех сторон монстра. Ричард по-своему интересен, магнетичен; в нем есть интеллект, и он также неожиданно театрален. Шекспир следовал средневековой драме-«моралите», где аллегорические фигуры персонифицировали Зло и Добро. Ричард, воплощенное Зло, играет роль Хора-рассказчика, легко пересекая границу между сценой и залом, комментируя свои злодеяния для публики – и эта «театральная находка» Шекспира звучит парадоксально современно.
Граждане Англии, у Шекспира почти немая толпа («народ безмолствует»), на этот раз превращены режиссером в свору современных репортеров-папарацци, снабженных магнитофонами, видеокамерами, портативным компьютером-ноутбуком. Это к ним выходит Ричард позировать после убийства мальчиков-принцев, перед коронацией, сперва скоморошески отказывающийся от власти, а затем «неохотно» ее принимающий:
“Раз вы решили на плечи взвалить
Мне эту власть, я должен терпеливо,
Хочу иль нет, тяжелый груз нести…”
На наших глазах репортеры бросаются к «пресс-секретарям», ловят каждое слово об изменениях власти, жадно фиксируют последние события на видео- и аудиофайлах. Поневоле возникают совсем уже современные ассоциации с прессой, преследующей знаменитостей (и с трагедией гибели Дианы, последней принцессы Уэльской). Дьявольское кривляние Ричарда-Хора перед театральной публикой превращается в сегодняшний глобальный «пиар», с мгновенным его всемирным распространением через «новояз» средств массовой информации.
Отражением древней трагедии звучат в спектакле голоса-проклятия трех женщин в адрес тирана, как трех макбетовских шотландских ведьм. Проклинает Ричарда обезумевшая старая королева Маргарита Анжуйская, вдова короля Генриxa VI из рода Ланкастеров, в прошлом убитого тем же Ричардом (актриса Дженнифер Хармон) :
«Ты, заклейменный в час, когда родился,
Как раб природы, как отродье ада!
Ты, чрева материнского позор!
Ты, семя мерзкое отцовских чресл!»
Проклинает Ричарда и его мать, герцогиня Йоркская (Тана Хикен):
«Кровав ты был, и кровью кончишь ты;
Жил в сраме – и умрешь средь срамоты.»
Проклинает его и королева Елизавета, вдова Эдварда IV и мать убитых Ричардом мальчиков-принцев (Диана ЛаМар). К хору проклятий добавляется полубезумие третьей королевы, леди Анны (Кэролайн Бутл), жены Ричарда, соблазненной им над гробом Генриxa VI в знаменитой сцене из начала пьесы – и она будет скоро послана Ричардом на смерть. Хор женщин, бессильных изменить кровавый ход событий, но вольных его проклинать, преследует Ричарда и наконец настигает его подобно Бирнамскому лесу, пошедшему на Макбета. Залпы артиллерии и автоматные очереди на Босуортском поле завершают краткое, безумное царствование Ричарда Глостера на сцене вашингтонского театра, 618 лет спустя.
Мы теперь знаем, что исторический Ричард не был таким чудовищем, каким рисует его Шекспир, следовавший тюдоровской традиции, прежде всего крайне тенденциозной «Истории Ричарда III» Томаса Мора (1514-1515, впервые напечатана в 1543 г). Так, Ричард по возрасту не мог быть убийцей Генриxa VI. Брат Ричарда, герцог Кларенс был на самом деле убит по приказу Эдварда IV, а Ричард, напротив, пытался его защитить. Убийство Ричардом мальчиков-принцев никем не доказано, да и горбуном он, скорее всего, не был. Существует даже особое общество по реабилитации доброго имени Ричарда III (www.richardiii.net), покровителем которого является нынешний герцог Глостерский, также Ричард (двоюродный брат Елизаветы II, архитектор по образованию)! В 1980 г. судьба Ричарда III неожиданно получила дополнительный поворот, когда в британском парламенте был предложен законопроект о средствах массового вещания (The Broadcasting Bill). Первоначально этот документ содержал положение о возможности обращения в суд от лица умерших людей по обвинению в клевете в их адрес на радио и телевидении. При обсуждении законопроекта в Палате Лордов стало ясно, что существующие законы о клевете не предусматривают таких действий. В качестве примера цитировались постоянные протесты сторонников Ричарда III против его очернения Шекспиром! Принятый в результате закон позволил подобные действия, но ограничил их сроком до пяти лет после смерти соответствующего лица. Президент Би-Би-Си назвал это положение «поправкой Ричарда III». (В США подобного закона не существует, и умершие не защищены от клеветы, если она прямо не затрагивает наследников. Статья 129 о клевете УК РФ, похоже, тоже относится только к живым).
Историю пишут победители, и в этом смысле трагедия Шекспира – образец «тюдоровского агитпропа». Показательно полное заглавие, данное пьесе в ее первом издании (1597 г.): “Трагедия о короле Ричарде III, содержащая его предательские козни против брата его Кларенса, жалостное убиение его невинных племянников, злодейский захват им престола, со всеми прочими подробностями его мерзостной жизни и вполне заслуженной смерти”. Однако, заметим, что по окончании Войны Роз – за исключением краткого эпизода при Кромвеле в XVII веке – Великобритания избежит дальнейших гражданских войн и будет жить 600 лет в согласии – по словам Ричмонда,
« …соединим
Мы с Белой розой Алую навек,
И единенью улыбнется небо,
Что долго хмурилось на их вражду».
Даже постепенная потеря ее мировой империи пока что не привела к распаду Великобритании и возвращению междоусобиц. Шекспиру – современнику Бориса Годунова – было бы интересно об этом узнать.
Литературный европеец(Франкфурт), 2003, 65 (июль), с. 43-44.