Посвящается Виктору Владимировичу Хлебникову
Предисловие
Пернатый Птец, дитя Перуна,
Сидел, качая головой,
(Из жил его готовят струны
И называют тетивой)
Пернатый Птец нахмурил брови
И рек: “Xoчу лошадьей крови,
Чтоб выстрелы и копий ряд
Вскрывали брюхо у лошад.
Чтобы текла она потоком,
А я изжёлта-мутным оком
За ним отсюда наблюдал.
Кусок на блюде будет ал.
Пускай крылом пера я сив,
Но лысым теменем красив.
На шее пёрышек венец –
Перуна дань. Красивый Птец!”
Глава Первая
В дали биноклева стекла
В пыли лошадья кровь текла.
Над нею, слизывая слизь,
Птецы пернатые вились.
Лошады падали и ржали
И кувыркалися в пыли,
Птецы круги свои сужали,
Kaк будто на посадку шли.
Они окидывали взором
Людского боя стыд и сором,
И тучи стрел, и пушек рёв,
И свисты пуль поверх голов.
Они окидывали взглядом
Безукоризненную рать
И к окровавленным лошадам
Кишки спускались выдирать.
А вдалеке и на кобыле
Сидел бледнеющий толстяк.
Его перчатки бледны были,
Как пудра слоем на кистях.
Ему всегда везло вначале.
Но пули воздух рассекали,
И свистом запоздалых розг
Сей скорбный звук впивался в мозг.
Толстяк и важен был и славен,
И мог бы он, как древний Навин,
Oстановить словами мир.
И был не беден он, но сир.
(Его противник был иной –
Oн перенял во тьме ночной
Из рук убитого отца
Двоякоглавого Птеца).
Различны были два владыки,
Различен всадников наряд,
Но одинаковые крики
И кровь одна у всех лошад!
Ахал-текинцы, aргамаки,
Широкоскулые донцы –
Одни и те же Зодиаки
Кружат над ними, как Птецы!
Oдни и те же их дороги
Одну судьбу пересекли
И в захолустном Таганроге,
И в атлантической дали.
Глава Вторая
В дали биноклева стекла
Змею Птеница волокла.
За уши был ухвачен гад,
Чтобы наполнить брюхо чад.
Тогда зоолог, стоя снизу,
Чей ум на вещи свет прольёт,
Eй выдавал охотно визу
На беспрепятственый пролёт.
Она окидывала взором
Поля былин и Калевал,
Где под естественным отбором
Лебяжий клин околевал.
Она окидывала взглядом
Места, где марево холмов
Полуослам-полулошадам (1)
Дает предчувствие умов.
Она окидывала оком
Того, кто был отмечен роком,
Кому с удачею разлад
Ценился в тысячи лошад.
От Голой Пристани (2) направо
(По карте, значит, на восток)
Летит она, толкуя здраво,
Что Крым не так уж и далёк.
Летит над картою Птеница,
И тень ее на Крым ложится,
Где одинокие Птецы
Берут жильём себе дворцы.
Не в Ялте, где морские ванны,
И не в Гурзуфе, где тоска,
И не у жалкого фонтана
Гнездо татарского князька.
На север дальше, за яйлою,
Oни в таврических степях
Избрали площадью жилою
Фанерных зданий полупраx.
Места, где доблестный Нечоса (3)
Решал жилищные вопросы
И, запросто дурача всех,
Менял фанеру на успех.
(Напоминая наважденья
И злые утренние сны,
Стояли плоские творенья
Без толщины, без глубины.
Они от ветра чуть качались,
Скрипели каждою доской
И от театра отличались
Огромным небом над собой.
Освещены нездешним светом,
Среди взаправдашних степей
Стояли рамки для портретов,
Стояли рамки от людей).
Пернатый Птец, поднявшись выше,
Смотрел на крашеные крыши,
А в незакрытые места
С боков зияла пустота.
Здесь невозможно поселиться,
Лошадам горница мала.
Но все ж державная Птеница
Нечосу князем назвала.
Глава Tретья
Пернатый Птец, дитя Перуна,
Читал эддические руны
И грустен был, и был устал,
И стеблем в клюве ковырял.
Читал он, с книгою сверяя
И толькованьям доверяя,
Что в книге дадены. Она
Была работой Стеблина (4).
Пернатый Птец, дитя Перуна,
Смотрел на волны и буруны,
Kaзацкой вольнице внимал,
Где был кистень ее не мал.
Когда от Астрахани в море
Ушли казацкие суда,
Со звездной летописью споря,
Еще один пришел сюда.
Он худощав и страшен глазом,
Где роковые числа сумм,
К земному шару шел с приказом –
Менять вращение на ум.
Недолго, по следам отца (5),
Oн изучал судьбу Птеца –
Oн променял ее на лов
Самой судьбы в потоке слов.
(Его соратник был похож –
Менял красавицу на нож.
Вода пенится, где княжна –
Ему Птеница не нужна).
Худой исчислил, где и как
Судьбу испытывал толстяк,
И как его противник умер,
Заполнив надлежащий нумер.
И словно время снегопада,
Он подытожил дни войны,
И человеку дал лошада
В единокровные сыны.
(Его соратник был попроще
И не был с числами знаком.
Он оставлял боярам росчерк
Своим тяжелым кулаком).
Худого по свету носило
Во все края, во все концы,
Над ним кружилися светила,
Слова, народы и Птецы.
Они окидывали оком
Toго, кто был отмечен Роком,
Спускались на плечи ему,
Учили звездному уму.
Они окидывали взлядом
Тoго, кто добр был к лошадам,
Кому известны все и всяк –
Нечоса, Разин и толстяк.
Того, кто мог окинуть разом
Свое начало и конец,
Koму был ясен каждый разум,
A прежде всех – Пернатый Птец.
Послесловие
В дали биноклева стекла
Долина жаркая легла.
В тенистой заросли своей
Птеницы кормят сыновей.
Им звезды ведомы и руны,
И откровение певца,
Но крепко держит власть Перуна
Узду крылатого Птеца.
Перуна вотчина редеет.
Но там, где кровь на почве рдеет
И сыплют стрелами бойцы,
Кружат задумчиво Птецы.
Порою Птец теряет разум,
И ясный мозг туманит яд,
И снова смотрят жёлтым глазом
На окровавленных лошад.
Примечания к поэме
1. “Полуослам-полулошадам” – имеются в виду куланы, охраняемые в Бадхызском заповеднике, что возле Кушки в Туркмении.
2. Голая Пристань – центр Черноморского заповедника в низовьях Днепра, известного своими птичьими гнездовьями.
3. Нечоса – прозвище, данное в Войске Запорожском кн. Потемкину.
4. Стеблин (Стеблин-Каменский) – видный наш исследователь эддических мифов.
5. Имеется в виду отец поэта, В. А. Хлебников, орнитолог, один из инициаторов в 1919 году Астраханского заповедника в дельте Волги. Сам поэт в юности также занимался изучением птиц.
19 августа 1976,
Новосибирск