Сними поверхность оболочек,
И все становится ясней:
Так плоскость состоит из точек,
А день – из света и теней,
Старинный миф – из снов и строчек,
А мир – из памяти и дней.
Слепив модель ограничений,
Про суть религий и учений
На ишаке своем верхом
Пророк толкует с пастухом.
Но дням ограниченья нету.
От времени, как ото сна,
Мы не проснемся. Времена,
Как непокорные стада,
Бегут назад. Быть может, в Лету;
Быть может, вовсе в никуда.
И даже если дни удачны,
Их изменения невзрачны.
Им не ведется должной сметы
Ни в речи, ни в мозгу у нас.
Мы видим только те предметы,
Что замечает праздный глаз.
В неровных сотах наших тканей
Слоится мгла, искрится тьма.
Исчезнет луч воспоминаний,
Иссякнет действие ума,
Уйдет меж пальцев день земной,
Как дождь в песок, как снег весной.
Но есть oбычай, нам известный,
Где слова легкая душа
На кончике карандаша
Вскипает химией чудесной.
Пусть день и пасмурен, и краток,
Но слов отрадный отпечаток
Окрасит вечности пласты.
Ложатся надписи на плиты.
Их цели будут позабыты,
Но буквы кажутся просты.
Иные, новые санскриты
Придут на острие пера.
Так продолжается игра.
(24-25 декабря 2001, Хантингтон)