1.
Рассматривая звездный свет,
Астеев с Ганским, в двадцать пятом,
увидели, что каждый атом,
оставив за собою след,
скользит по желобу времен;
а чтоб чему-нибудь случиться,
должна существовать частица
пространства-времени – хронон.
Сквозь черных дыр иллюзионы
в наш мир невидимо-слепой
текут волшебные хрононы
неисчислимою толпой.
И возникает в мире сонном,
переливаясь и двоясь,
в союзе атома с хрононом
причинно-следственная связь.
Весь ход событий и мгновений,
поля, и солнца, и лучи –
суть плод подобных столкновений
и к царству истины ключи.
Так, со времен Большого Взрыва,
вчера, сегодня и всегда
листы и описи архива
хранит межзвездная среда.
2.
И вот уже в пятидесятых,
на даче Ганского, зимой,
был найден смысл частиц крылатых
и путь материи самой.
Внутри очерченного круга
он распознал заветный клад,
и в честь расстрелянного друга
назвал свой краткий постулат.
Они дошли до самой кромки,
пройдя и вечность, и ГУЛАГ;
их папок ветхие тесемки
едва удержат груз бумаг.
Но этот текст не для поэм
и не для нашего рассказа:
он крепче спирта и алмаза,
страшнее водородных схем.
В нем есть расчеты дня и часа,
когда критическая масса,
вздохнув, потянет за собой
аламогордовский пробой,
и будет квантовою пеной
до основанья сметена
освобожденною Вселенной
миров Берлинская Стена!
А мы – над новыми волнами
взойдем холодными огнями,
и жизнь, и память потеряв…
А может, Ганский был неправ?
1–20 сентября 2006,
Хантингтон