СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
M а р т а .
А вот и они! Что же ты столько времени не звонил? Георг Станев, совершенно не изменился!
О н .
Эф, эф!
M а р т а .
Что?
О н .
Станефф, «эф» на конце, я так себя называю.
M а р т а .
Георг Станефф, «эф» на конце! А все равно, ты совершенно не изменился! Ну, и каково себя чувствовать оперной знаменитостью? Почему ты не говоришь, что и я совершенно не изменилась? Я ведь про тебя так сказала.
О н .
Но…
M а р т а .
Неважно. Каково же себя чувствовать оперной знаменитостью?
О н .
Так себе.
M а р т а .
Как я понимаю, ты насовсем приехал в Болгарию?
О н .
Посмотрим.
M а р т а .
Как поживает твоя сестрица? Все так же вмешивается в твои дела?
О н .
Все так же… Она дает уроки по математике.
Н о р а .
Ого!
M а р т а .
Нора, ты не хочешь пойти на кухню? Ты собиралась приготовить блинчики…
(Георг реагирует на эти слова). Я хотела бы побыть наедине со своим бывшим супругом. (Нора берет букет и хочет поставить его в вазу). Не надо на меня так смотреть! Я не собираюсь с ним трахаться.
Н о р а .
(На ходу, поставив букет в вазу). Этого еще не хватало. (Выходит).
M а р т а .
Георгий, Георгий… Ну, подойди, сядь поближе!
О н .
Этот стул…
M а р т а .
Узнаешь его?
О н .
Трон Леди Макбет.
M а р т а .
Выпросила у директора театра. Было время, когда мне никто ни в чем не отказывал.
О н .
(Шутливо): Леди Макбет! (Целует ей руку. Марта подает ему руку).
M а р т а .
«Великий тан гламисский и кавдорский,
Стократ великий тем, что впереди!»
О н .
Леди Макбет, вся в красном…
M а р т а .
(Перебивает его). В черном.
О н .
А красное тебе всегда было больше к лицу. Твой любимый цвет! Все смотрели только на тебя; красный цвет контрастировал с белизной твоей кожи.
M а р т а .
Оставим это. (Он садится на трон, Марта рассматривает его). Да, посмотрите, какой он стал! Все вы, оперные знаменитости, как музейные экспонаты. Вас перемещают из Метрополитена в Парижскую оперу, из Парижской оперы в миланскую «Ла Скалу», из миланской «Ла Скалы»… всегда найдется какая-нибудь витрина.
О н .
Я уже два года не пою, я ушел со сцены.
M а р т а .
А меня «ушли», Георгий, вот уже восемь лет, как меня «ушли».
О н .
Ты же не переставала играть до недавнего времени?
M а р т а .
Перестала, Георгий, перестала! Но не сдалась. Бороться я не перестала.
(За кулисами):
Д о р а .
Мама, довольно!
Н о р а .
Которая по счету это уже сигарета?
Д о р а .
Перестань считать мои сигареты!
Н о р а .
Я прошу тебя здесь не курить… и не пить!
Д о р а .
Тогда я пойду.
Н о р а .
Не надо начинать все снова, пожалуйста!
(Марта и Георг выслушивают этот скандал).
О н .
(С неловкостью) Я ничего здесь не узнаю, даже свой собственный дом. Перед окном был огромный тополь, его срубили. У него, оказывается, была вредная пыльца. А выхлопы от автомобилей разве не вредны?
M а р т а .
Жизнь повреднее всяких выхлопов, Георгий… Она ко всем безразлична… (Пауза). А знаешь, у меня хранится весь твой архив, за все те годы…
О н .
Ну, здесь я был никем. Моя карьера началась за границей.
M а р т а .
А теперь ты, значит, кто-то? Ну, совершенно не изменился! Да сделай свет на сцене посильнее и декорации поярче, и бедная публика вообще не различит, кто ты такой. Главное, чтобы было чем ее ослепить. У меня есть почти все твои фотографии, письма…
За кулисами снова разражается скандал:
Н о р а .
Дора!
Д о р а .
Не перебивай меня! Кроме того, я выслушиваю все подробности о том, как работает кишечник моей начальницы и какого цвета она купила новое биде! Не перебивай меня! Я по восемь часов торчу перед компьютером, печатаю справки о квартирах, которые меня вообще не интересуют, торчу в офисе размером с роскошный сортир, улыбаюсь всяким идиотам, которые прыгают вокруг!
Н о р а .
Дора, тише!..
Снова Марта и Георг, которые слышали скандал.
M а р т а .
Георгий! Спаси меня! Замучили меня в этом доме! Я не могу больше! Я не могу больше выносить мысли, что я до конца жизни буду заперта среди этих четырех стен. Я могу бытъ тебе полезна. Вот увидишь! Не смотри, что у меня одна половина тела не работает. Когда у человека одна часть отмирает, его другие части невероятно стимулируются. (Снова хватает его за руку). Ты продиктуешь мне свою биографию, и мы опубликуем о тебе книгу!
О н .
Марта, я не собираюсь писать свою биографию! (Отстраняет ее). Здесь и так все пишут о моей жизни, с такими подробностями…
M а р т а .
Не может быть! Да, есть такие художники-минималисты, могут на ногте изобразить целые эпопеи.
О н .
Ну, я не так уж интересен.
M а р т а .
Ладно. Оставим биографию. Я тебе приготовила подарок. Отойди и не подглядывай! (Марта спокойно встает с кресла и подходит к Георгу сзади). Теперь можно, смотри! Я не то, на что я похожа.
О н .
(ошеломлен, смеется). А кем же ты стараешься представиться? «Oдна половина тела не работает.” О Господи!
M а р т а .
А мне так удобнее. Я заслужила свой отдых. Не улыбайся! Это не смешно. (Идет к нему). Я верила в тебя, Георгий! Я была уверена, что ты вернешься! (Падает к нему в объятия).
О н .
(Удерживает ее). Поздравляю! (Слегка отстраняет ее). Марта, Марта…
M а р т а .
Ты ко мне всегда был неравнодушен. (Пытается его обнять).
О н .
С тобой не было скучно… Ты всегда выдумывала такие игры… (Сажает ее на «трон»). Настоящая Леди Макбет!
M а р т а .
Да. Я была Леди Макбет… Кем я только ни была… Что у меня общего с этой дырой, куда меня засунули? Что однажды было, того уже не отменить! Иди сюда, не бойся! Смотри, руки у меня двигаются, я могла бы тебе аккомпанировать!
О н .
Нет, Марта! Послушай меня…
M а р т а .
Ты же любил меня!
О н .
А ты отучила меня любить! И я тебе за это весьма благодарен… (Ведет Марту к ее креслу). Сядь! Кто-нибудь может войти.
M а р т а .
А ты не хочешь спеть? Хорошо, не пой. Мы с тобой можем столько всего выдумать… Помнишь, как в самом начале?… (Марта садится в инвалидное кресло).
О н .
Помню, что тебя особенно привлекал такой плюгавый брюнет, юркий как блоха. А другой был такой квадратный, трех слов не мог связать, но ты в нем открыла искренность! И еще один был, подавал тебе пальто и печально глядел на тебя бараньими глазами. Наверно, шептал всякие гадости.
M а р т а .
Ничего подобного! Я только хотела тебя наказать за то, что ты меня ревновал… Я хотела, чтобы ты ушел из этой проклятой оперы… ты же знаешь, что я ненавижу оперу!
О н .
А какая ты была прожорливая! Просто поедала своих партнеров!
M а р т а .
А ты чего хотел! Чтобы я была стерильная, как ваза? Жизнь состоит не только из твоих идиотских арий!
О н .
(Кричит:) Да уж конечно, она состоит из экземпляров мужского пола, мелких, крупных, с бараньими глазами, с руками как грабли!…
M а р т а .
(Тоже кричит:) Что было, то было! Все это прошло!
О н .
По-твоему, что-нибудь вообще может пройти? (Услышав крики, входят Нора и Дора. Георг пытается сгладить ситуацию). А впрочем, и верно… Целые эпопеи на ногте изображают…
СЦЕНА ПЯТАЯ
Д о р а .
(Георгу). Мы с вами беседовали по телефону?
Н о р а .
(Представляет его). Это Георг Станев, я тебе о нем рассказывала.
О н .
Для вас – просто Георгий.
Н о р а .
Это моя дочка, Дора. Ты ее помнишь?
О н .
(Смотрит на Дору, потом на Нору). А она на тебя мало похожа.
Д о р а .
Да, какой страшненький ребеночек у такой красивой мамочки.
О н .
Я ничего такого не имел в виду…
Д о р а .
Не надо любезностей, когда я была маленькой, мне все это говорили. Не нужна ли вам аккомпаниаторша? Я – пианистка.
М а р т а .
Он уже два года как не поет.
Д о р а .
Вы не поддерживаете свой репертуар?
М а р т а .
Он ушел со сцены.
О н .
Исполнять роли, от которых кто-то почему-то отказался? Унизительно. Предпочитаю завершить свою карьеру до того, как меня выбросят…
Д о р а .
Как старая дева. Да вы вообще не знаете, что такое унижение.
О н .
На что вы намекаете?
Д о р а .
Мелкие счеты, мелкие подлости и всякие прочие… мелочи!
О н .
А у вас интересное лицо. Вы это знаете?…
Д о р а .
Не чувствуйте себя виноватым, прошу вас! Здесь у нас интересные вещи вообще редко используются.
Н о р а .
Иди, Дора, иди, переоденься!
Д о р а .
Может быть ты и права… (Выходит, напевая «У любви, как у пташки, крылья, ее нельзя никак поймать…»)
О н .
Интересная интерпретация.
Н о р а .
Она изнервничалась, играть у нее нет возможности, работает в офисе за какие-то гроши…
М а р т а .
Всем недовольна.
Н о р а .
А ты не вмешивайся! Ты-то сама чем-нибудь довольна? (Выходит).
М а р т а .
(Кричит ей вслед). Жизнь любит того, кто сам ее любит! (Георгу). После того, как меня «ушли», я два года провела в этом… театре, который не найдешь на карте. Чего я там только не переиграла – партийные деятельницы, буржуазные исчадия, бодрые ударницы.. Все было разложено по этикеткам: положительный герой, отрицательный герой. Чтобы никакой ошибки не случилось. Маленькие провинциальные сцены: занавесы рваные, освещение тусклое, гримерные ледяные, туалеты вонючие, воды ни капли. Все в пыли. И все – серое! Ты помнишь этот цвет? Да нет, ты его прочно забыл…Но какая публика! Какая публика! Уставшие, измученные люди пришли в театр, чтобы сделать себе праздник…И мы делаем, делаем для них этот праздник! (Почти плачет. Георг придвигается к ней, чтобы успокоить ее).
Н о р а .
(Входит с блинчиками и подносит их Георгу). Со сметаной… Ты их так любил…
О н .
Я?
М а р т а .
Ты его заставишь сказать, что он и жареных червей любит! Нора, боже мой, ты себе ногти накрасила!
О н .
В Китае такое едят.
М а р т а .
В Китае! Мы здесь дождемся, будем тараканов жарить – их-то у нас хватает. (Пауза). Ты ведь еще можешь работать. Почему же ты возвратился?
Н о р а .
Потому что его возвратили. На «скорой помощи».
О н .
Откуда?
Н о р а .
Со сцены!
О н .
Я вспомнил о Китае. Я там пел в «Дон-Карлосе».
Н о р а .
Ты был в Китае?
О н .
Самое неприятное в этих гастролях, что иногда не имеешь никакого представления о партнере – какая-то звезда, известное имя, а на самом деле – одна рутина и самодовольство. Никаких неожиданностей.
М а р т а .
Да, на сцене такое бывает – но не каждый день. А вот в жизни… Когда находишься среди одних и тех же стен, и представление все время повторяется, повторяется….
Н о р а .
Придумай себе другую роль.
М а р т а .
Это невозможно.
Н о р а .
Для тебя – возможно.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Входит Дора, одетая в длинное, серебристое шелковое платье, в яркой косметике, поет: «Белый зайчик на лужайке…»
Н о р а .
Дора!…
Д о р а .
«…с горной козочкой играл…»
М а р т а .
Что это с тобой?
Д о р а .
Следую твоим советам, Марта!
Н о р а .
Боже мой, что ты из себя сделала? Откуда ты вытащила это платье?
Д о р а .
Смена жанра. Воспитанные барышни больше не котируются. (Георгу). Вальсы Шопена, «Лунная соната», «Мечты любви», любимое мамашино бренчание. Отсюда – дотуда, оттуда – досюда! Чтобы чем-то стать. Никаких «историй». Даже не испытываю любопытства. Присутствую. За столом, в койке, без койки. Исполнительница Шопена. Не исполняю ввиду отсутствия публики. (Замечает накрашенные ногти Норы). Ух ты, ногти покрасила… Я бы тоже покрасила, только у меня уже есть маникюр. Чувствительные пальцы, красивые руки пианистки, чувствительная душа при виде музыки сочится из ее пальцев… А чтобы музыка перестала сочиться из кончиков пальцев, на них возникают ногти, тоже такие выросты ее красивой души… Они и после смерти растут. Душа продолжает сочиться, и уходит навсегда. Вот так! (Поет: «Зайчик целый день играл, зайчик к вечеру пропал...». Выходит. Пауза).
О н .
Здесь у всего естественный вкус. В Италии ходил по всем базарам, искал обыкновенный печеный перец – не нашел, нету. Все там безвкусное, ненатуральное.
Н о р а .
(Снова подносит ему тарелку с блинчиками). Попробуй хоть один блинчик, я для тебя их делала.
М а р т а .
Блинчики со сметаной! Для Георга…
Снова входит Дора.
Д о р а .
Георг! Вы что, удивились? Мы-то давно уже перестали друг друга выносить. И никакая любовь нас больше не связывает. (Норе). Что ты молчишь, мама, скажи что-нибудь.
Н о р а .
Что ты пытаешься сделать?
Д о р а .
А ты угадай.
Н о р а .
Немедленно иди переоденься.
Д о р а .
Я уже переоделась.
М а р т а .
Должно быть, в твою честь, Георг!
Д о р а .
(Садится на «трон»). Марта, я жду твоей реплики.
М а р т а .
Не садись на мой стул!
Д о р а .
Ты повторяешься. (Георгу). Георг, подойдите поближе! Вы что, боитесь? Вы кажетесь достаточно простодушным. (Марте). Марта, да не смотри на меня так! (Георгу). Я хотела бы сделать вам одно предложение. (Обнажает колени).
Н о р а .
Как ты себе позволяешь так разговаривать?
Д о р а .
А потому что очень долго позволяла себе разговаривать по-другому. Исполнительница Шопена… (Георгу). Вы знаете, у нас с вами есть общее – музыка. Меня в трехлетнем возрасте усадили к фортепьяно, как на горшок. Мамочка смотрела, как я кланяюсь под бурю аплодисментов, на освещенной сцене, в веночке из маргариток. Здесь все заслуживали аплодисментов. Родственники с благородными сердцами наполняли залы и добросовестно рукоплескали продуктам музыкального училища. «Лунная соната», «Мечты любви» – надежные способы воспитания старой девы!
Н о р а .
Дора, прошу тебя!…
Д о р а .
(Георгу). Согласно приличному воспитанию, если тебе полезут под юбку, надо сказать: «За кого вы меня принимаете?». Случалось ли вам залезать под юбку каким-нибудь певичкам? (Марте, которая смеется). Смешно, не правда ли, Марта? Наверно, и у вас распускались руки –все-таки вы Филипп, великий король, по крайней мере, если послушать мою мамочку.
О н .
Милая девушка….
Д о р а .
Я не девушка.
О н .
Вы ведь шутите?
Д о р а .
Конечно.
О н .
Я так и думал. Ну, не то, чтобы не случалось…
Д о р а .
Я могу вас усыпить ноктюрном Шопена, могу сыграть его «с душой» (вплотную к нему), пойдемте, уединимся…
Н о р а .
Это депрессия, она устала, извини ее.
Д о р а .
Возьмите меня с собою, Георг, куда-нибудь в другое место, в другую страну! Спасите меня от этого зверинца!
Н о р а .
Дора!
Д о р а .
Отстань! (Георгу). Почему вы молчите? Скажите что-нибудь… Или можете спеть (поет): «О, дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить…».
О н .
Как мне вам объяснить? Всю жизнь, почти без исключения, я держал себя под контролем. Вы знаете, что я занимался пением. В этом есть нечто неестественное. Никаких порывов, не говоря уже о спонтанности. Вы скажете – свобода исполнения, интерпретации… Совершеннейшая неправда! Все заучено, отрепетировано, в мельчайших подробностях… (Дотрагивается до нее). Мягкая кожа… Девочка моя, поют не душой, а техникой. Чем быстрее избавишься от «души», тем быстрее освоишь технику. (Гладит ее руку). Гладко… Приятный запах…
М а р т а .
Запах алкоголя и дешевых духов.
Д о р а .
(Георгу). Запах души.
О н .
Девочка моя, все это забыто.
Н о р а .
Ничего не забыто.
Д о р а .
Прошу вас, Георг, возьмите меня с собой, не бросайте! (Становится перед ним на колени). Прошу вас!
Н о р а .
Дора! Какое унижение!
Д о р а .
Мама, замолчи! Унижение! Не говори мне про унижение! Как будто не унизительны твои постоянные подсчеты – что, сколько, до каких пор, а сколько точно, а можно ли без этого… Унижение… Я хочу проснуться на Канарских островах, я хочу увидеть закат над огромным пляжем с пальмами, на веранде с экзотическими цветами… Мне говорили, что я играю с душой. Я хочу выгнать эту душу, чтобы голова осталась свободна! Я хочу услышать весь мир! Он звучит, мама, он звучит! А ты на самом деле никогда на любила музыки! Для тебя музыка – одна из тех вещей, которые должны окружать человека, чтобы никто не заметил, насколько он банален. А я – ста-ре-ю! И не говори, что ты не замечаешь – ты все замечаешь!
Н о р а .
Но я ничего не говорю! Ничего!
Д о р а .
Нет, говоришь! Даже когда ты молчишь! Музыка создает иллюзию, что существует гармония, глубина, завершенность… Мама, это все – выдумки! И ты меня точно так же выдумала! Я так хорошо выдумана, что ничего не могу делать нормально – разве ты не видишь?
Н о р а .
Но почему ты думаешь, что все зависит от тебя? Ты еше встретишь кого-нибудь… Это дело случая.
Д о р а .
Дело случая? Откуда ты черпаешь эти сведения? Любовные романы – библиотечка «Арлекин»? Не могу тебя больше выносить! Пойду умоюсь. А ты тут все исправляй. (Уходит. За сценой:) Блинчики со сметаной!
Нора уходит вслед за Дорой.
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
М а р т а .
Ну как, позабавился ли великий король? Она с детства росла истеричкой, все ее баловали.
Н о р а .
(Входит). Она нервная, очень нервная. (Уходит).
О н .
«Алкоголь и дешевые духи». А если добавить бензин и радиацию – знаете, ведь вся атмосфера отравлена…
М а р т а .
Об атмосфере заботишься. Вот уж вправду, человек знает всего три слова, но умеет их к месту употреблять. И не только слова… Послушай, Георгий, а ты отдаешь себе отчет в том, что ты помнишь все мои истории? Без тебя я бы давно перестала существовать. Мы не мещане, мы артисты.
О н .
Разговор с призраками, это я уже слышал.
М а р т а .
Георгий, я играла королев, и я вела себя, как королева.
(Нора проходит через сцену, повторяя «Нервная, очень нервная»)
Я была царицей, и вела себя, как царица. Ни слова Норе обо мне! (Встает, садится). Теперь у нас с тобою есть общий секрет!
О н .
«У нас с тобою»?
Н о р а .
(Входит, преувеличенно). Я никогда не видела Дору в таком состоянии, она такая нервная, мы все такие нервные.
М а р т а .
Ты ему лучше расскажи, какие мы бедные, если хочешь сочувствия.
Н о р а .
А я тебя не спрашиваю.
М а р т а .
Да что ты о себе воображаешь? Приготовься упасть в обморок! (С чувством кульминации роли встает и идет к Норе). Ты не захотела платить за физиотерапию, и я поправилась сама! Сама!
Н о р а .
Поздравляю! (Демонстративно смеется). За что же нужно было платить? (Георгу). Это она так развлекается. Представления устраивает.
М а р т а .
Не оставляй меня с этой женщиной, Георгий! Увези меня отсюда! (Обнимает его).
Н о р а .
Что?
М а р т а .
Пока тебя не было, мы тут кое-что обсудили.
О н .
(Осторожно отстраняет Марту). Пожалуйста, успокойся!
Н о р а .
(Марте). Что ты еще выдумала? (Заставляет ее снова сесть в инвалидное кресло). Сиди и не вставай!
М а р т а .
А ты, конечно, хочешь ему свою дочку сплавить.
Н о р а .
В нашей жизни был единственный момент, который даже ты восприняла как трагедию…. Когда я нашла своего мужа в твоей кровати. Молчи, не отвечай! Ты его туда затащила, чтобы убедиться, что можешь это сделать.
О н .
Перестань!
Н о р а .
Я не могла заснуть, каждую ночь я спускалась в сад…
М а р т а .
Обыкновенное легкомыслие, стоит ли придавать этому значение?
Н о р а .
Пахло сиренью. И была луна, огромная луна, светло, как днем… И тогда… из тени вышел он. Так я тебе отплатила.
М а р т а .
Кто?
Н о р а .
Георгий… Потом… со мной это случилось впервые… (Кладет ему руку на плечо). Мы обнимали друг друга. Я обнимала луну, ночь, эту сирень…
О н .
Ты была хороша….И это платье?
М а р т а .
Наверно, ты обнимала куст сирени.
Н о р а .
Больше года… И потом… Когда он возвращался. Каждый раз….
О н .
И каждый раз я боялся, что у меня отберут заграничный паспорт.
М а р т а .
Никогда я не думала, что ты был на что-либо способен, исключая несколько популярных басовых партий. Да, неплохо вы повеселились.
Н о р а .
Нет! Это была судьба!
М а р т а .
Тебе не с чем сравнивать. (Георгу). Эй, куст сирени!
Н о р а .
Довольно! (Тащит ее к инвалидному креслу).
М а р т а .
И ты позволишь со мной так обращаться?
О н .
Зачем такие крайности?
Н о р а .
Георг?
О н .
(Дотрагивается до нее). Да, была полная луна. И сирень была. Белая… А потом… Это шелковое платье, то самое, что на твоей дочери. Странно… Я помню, как оно шелестело, как оно скользило… Я не ожидал ничего такого – на земле… Мне все внезапно вспомнилось. Не могу избавиться… было так тепло… А снаружи – холодно. (Пауза). Я – на земле, невероятно.
М а р т а .
Ну и картинка. Белая сирень цветет, луна светит…
О н .
А во дворе сирень – лиловая. Что же она, изменила цвет?
Д о р а .
(Входит, без косметики). Что случилось? Что тут происходит?
О н .
(С наигранной легкостью). А знаете ли, нет, я не лазил под юбки певичкам. Совсем напротив. Была одна хористка, второй альт, она решила из-за меня перейти в Венскую оперу…
Д о р а .
(Смотрит на всех по очереди). Да что тут происходит?
М а р т а .
Мы обмениваемся секретами. Закрой глаза! (Встает, идет к ней). Открой! Ну и как? (Молчание). И ты тоже знаешь?
Д о р а .
Марта, Марта, ты что, думаешь, что здесь у кого-то могут быть от других секреты?
М а р т а .
(Садится на «трон»). Это еще не все. Оказывается, эта парочка у меня под носом успевала позабавиться.
Д о р а .
Что?
М а р т а .
Наверно, потому она и ногти накрасила – ты обратила внимание?
Д о р а .
Мама, это правда? Браво! А я-то думала, что ты у нас чемпионка мира по скуке. И что теперь? (Георгу). Финал и фанфары?
О н .
Понимаете, жизнь – это как неумелое театральное представление, в ней нет меры, нет стиля, нет торжественности…
Н о р а .
Георгий…
Молчание.
Д о р а .
(Переводит взгляд с Георгия на свою мать). Делать нечего, мама, примирись. На самом деле ты давно уже примирилась. (Пристально смотрит на Георгия).
О н .
Так случайно совпало, что на вас – то самое платье вашей мамы…
М а р т а .
Как так случайно? Да она ее заставила надеть это платье!
Д о р а .
Марта, помолчи! (Георгу). Вы и я… И это случайно совпало, не так ли? (Ответа нет). Хорошо вы ее использовали.
О н .
Я поражаюсь вашей смелости.
Д о р а .
А на что же мне еще рассчитывать? На Шопена? (Садится).
Н о р а .
Дора, уйди, не ставь себя в неловкое положение!
М а р т а .
(С «трона»). Георгий, теперь ты можешь себе устроить гарем. Одна тетенька… (Норе). Ты будешь ему готовить блинчики (сквозь смех). Со сметаной. Одна бывшая артистка, которая будет тебе рассказывать гадкие анекдоты. И одна девушка для прочих развлечений. Но ты же не склонен к извращениям. Если не считать извращением твое пение.
О н .
Может, ты и права. (Смеется. Никто не присоединяется к его смеху).
М а р т а .
Т-с-с! Пауза, в которой, согласно одной пьесе Чехова, пролетает ангел.
Молчание.
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Те же. Чуть позже.
М а р т а .
Улетел. (Показывает что-то). Вот перышко от его крыла. Я что-то придумала.. Давйте сыграем такую сценку. Георгий, не отказывай мне, а то я стала слишком серьезной. Помнишь, какие мы игры устраивали? Тебя это всегда забавляло. Иди сюда! (Он подчиняется). Вот так. Стань передо мной на колени и целуй мои ноги. Такая у нас будет игра.
Н о р а .
Не надо участвовать в ее выдумках!
О н .
А почему бы и нет? (Становится на колени). Только ноги тебе целовать?
М а р т а .
Можешь и руки тоже! (Он подчиняется). Понимаешь ли ты, что ты делаеь? Ты просишь у меня прощения за все ваши хищные мужские гадости. Вы, мужчины, чувствуете людей только, когда они под вами стонут. Но я тебя прощаю. Не вмешивайся, Нора, это наши дела! (Георгу). Теперь ты давай, садись сюда. (Сажает его на свое место). А я встану на колени и буду у тебя просить прощения. За все мои мелкие отклонения… мои маленькие забавы. Верь мне, я не хотела тебе ничего плохого! (Становится на колени). Прости меня, Георгий…Это была только… Радость жизни.
О н .
(Поднимает ее). Марта, тебе никогда не удавалось меня особенно побеспокоить. Было удобно иметь жену для прикрытия. А вы помните, есть такая фотография, где мы все вместе? Марта тащит меня под руку, я – ее, а где-то рядом – ты, Нора! Я повернут к тебе спиной, но чувствую тебя, знаю, что ты рядом. Хороша… Ты была хороша… А улыбающаяся Марта, не подозревая, играла роль дурочки! У меня где-то здесь была эта фотография, сейчас я поищу.
М а р т а .
(Все поняла, бросается на Нору). Убирайся с моего места! (Толкает ее). Потрепанная, вечно ноющая тетка!
Н о р а .
(Сопротивляется). Нет! На этот раз – нет!
О н .
(Пытается их разнять). Прошу вас! (Марте). Оставь ее!
М а р т а .
Убирайся отсюда, дурак!
Все трое толкаются, пытаясь оттолкнуть друг друга от «трона». Дора пробирается к «трону», садится на него, закуривает сигарету.
О н .
(Между Мартой и Норой). Прекратите, какой в этом смысл?
М а р т а .
(Через его плечо). Соблазнительница с блинчиками!
Н о р а .
(Через его плечо). Чучело загримированное!
О н .
Пожалуйста, перестаньте! Зачем такие крайности?
Д о р а .
(Смеется на «троне»). Большие страсти на маленькой сцене… Давайте, давайте, довольно уже!
Ее внезапное вмешательство укрощает Нору и Марту, и они садятся. Музыка.
О н .
Там, откуда я приехал, между людьми существует дистанция, они спокойны. Я могу целый день сидеть на какой-нибудь веранде с чудесным видом на Тихий океан или на Бермудские острова, и телефон ни разу не зазвонит. А если зазвонит – это будет мой агент, сообщить мне, чтобы я куда-то поехал. А там снова – сидеть на такой же веранде, вид уже другой, но такой же отдаленный и спокойный… Как смерть. Да, Марта, мои перемещения почти не зависели от меня – они зависели от денег. Они-то якобы и давали свободу. Я мечтал вернуться. Я боялся навсегда остаться на какой-нибудь веранде в качестве декоративного элемента – как какой-то горшок с экзотическими цветами. Их поливают, чистят им листья – вежливо и отстраненно. И вот я вернулся. И что же я увидел?
Д о р а .
Мы здесь вежливостью не отличаемся.
О н .
Толкаетесь друг с другом, как автомобильчики в «Луна-парке» когда-то, Марта, помнишь? А веселья нет.
Д о р а .
Нет торжественности, нет стиля, нет меры – так, кажется?
О н .
Нет радости… Нет счастья.
Н о р а .
(Подходит к нему). Георгий! А ты помнишь, о чем мы с тобою разговаривали?
Д о р а .
(Предупреждающе). Мама!
О н .
«Мы с тобою»? Господи, Нора, какой в этом смысл? (Отодвигается. Переводит взгляд с одной на другую, потом на третью). Впрочем, я… (Ему трудно говорить). Я помогаю некоторым знакомым, я в состоянии…
М а р т а .
Мы тоже могли бы стать твоими знакомыми.
О н .
(В смущении). Я мог бы… (Молчание). Где я остановился?
М а р т а .
Ты был «в состоянии».
О н .
(Встает). Ну, тогда… (Решает уходить. Пытается быть вежливым). Это было… любопытно.
Н о р а .
(Обиженно). «Любопытно»?
Д о р а .
Да, мама. Мы для него «любопытны», как для какого-нибудь космического пришельца. Появляется откуда-то, разглядывает нас с любопытством, смотрит на нас со своей веранды, хочет понять, как это произошло, как мы тут живем на сто долларов. Вы говорите, «крайности»? Да, мы тут дошли до самого края. Какие-то посторонние люди с их «торжественностью», «мерой» и «стилем» дают нам советы о том, что имеет смысл и что не имеет. Да кто вам дал такое право? Та «дистанция», с которой вы нас наблюдаете? Мы для вас – это «пип-шоу», на правда ли? Ну и как, интересно было?
О н .
Понимаете ли, я… Я ведь пришел по вашему приглашению. Я могу извиниться.
Д о р а .
Не надо. А то еще уроните свой «стиль».
О н .
Как говорится, стиль – это человек. Я мог бы для вас что-нибудь сделать… В самом деле…
Д о р а .
Валите отсюда!
Н о р а .
Не смей с ним так разговаривать!
Д о р а .
Мама, довольно твоей сентиментальности! Какое значение имеет, что ты с ним трахалась?
Пауза. Георг трогается с места, чтобы уйти.
Н о р а .
(Георгу). Та фотография… Я ее сохранила. (Выходит, возврашается, подает ему карточку).
О н .
(Надевает очки). Ты знаешь, время от времени я задавал себе вопрос, почему я к тебе возращался? Я ведь не сентиментален, и никогда не был сентиментален, а только – надежность есть надежность, нечто вроде собственной квартиры, отсутствие риска… (Возвращает снимок). Не люблю смотреть на старые фотографии.
Н о р а .
Как ты сказал, вроде квартиры? (Шокирована).
Д о р а .
А что ты думала, мама? Пора прибивать памятную доску «Здесь состоялась историческая встреча…»!
М а р т а .
Уходи, Георгий!
О н .
Понимаете, я хотел бы что-нибудь для вас сделать…
М а р т а .
Убирайся! (Подталкивает его к выходу. Он отступает). Хотел бы что-нибудь сделать!
О н .
Но я могу…
Д о р а .
(Присоединяется). Вы что, не слышали? Уходите, вам говорят, вы нам не нужны!
Н о р а .
(Рвет фотографию, бросает клочки ему в лицо). Вот!
О н .
Это что – до свидания? Зачем такое раздражение, зачем такие крайности? Нора?
Нора захлопывает дверь перед его лицом.
Д о р а .
Король Филипп удаляется. (Вглядывается в расстроенное лицо матери). Довольно! Я поставлю тебе арию. (Ставит арию Филиппа). Удивительно, что ты постоянно ее слушаешь.
М а р т а .
(Открывает тарелку). Блинчики со сметаной. (Вместе с Дорой:) Для Георга!
Д о р а .
Мама, улыбнись! (Гладит ее по лицу). Хватит! Уже все кончилось.
М а р т а .
(Норе). Да, ненадежный ты человек.
Н о р а .
Вот и я тебя хоть однажды удивила.
М а р т а .
А я вот тебя не удивила – когда я встала и пошла…
Д о р а .
Марта, а ты сильно увлекалась мужчинами?
М а р т а .
Это они мною увлекались.
Н о р а .
(Злобно). Да уж, увлекались…
М а р т а .
Что ты хочешь этим сказать?
Д о р а .
(Прикладывает к губам палец). Т-с-с! Пролетел ангел.
М а р т а .
Да там все друг другом увлекались. Точнее говоря, «трахались», как ты выражаешься.
Н о р а .
Да что это за слово такое – «трахались»?
Д о р а .
Определенные слова помогают лучше переносить нашу действительность… (Закуривает).
М а р т а .
(Поворачивает свою свадебную фотографию обратной стороной). Я тоже не могу смотреть на старые фотографии. Дай мне сигарету.
Н о р а .
Прошу тебя здесь не курить.
Д о р а .
Открой окно!
М а р т а .
И вправду. Давайте проветрим. (Открывает окно, вдыхает воздух). Сирень в этом году так сильно пахнет.
Нора берет у Доры сигарету. Все трое курят. Пауза.
Н о р а .
Как в последний раз. Один белый куст остался, видишь, вон там?
М а р т а .
(Обнимает их). «О, милые сестры!… Музыка играет так весело, бодро, и хочется жить! О, боже мой! Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле…». Бедняга Чехов! (Все трое смеются, курят). Получилось довольно глупо. Полный идиотизм. Могли бы и взять у него сколько-нибудь долларов. Он был уже готов.
Н о р а .
Ты так думаешь?
Д о р а .
(Прикладывает к губам палец). Т-с-с! (Звонит телефон. Все переглядываются. Дора встает, подходит, берет трубку). Алло! Да, это я!..
Музыка. Конец.
Мосты (Франкфурт), 2007, 13.