1.
В аравийских песках, под ветрами священного Нила
(Что течет среди башен), не страшен забвения час.
Все покроется пылью, и слоем фертильного ила
Занесëт города и столетья. Тому же из нас,
Кто не выпил забвения чашу – скакать под звездами,
Управлять кораблями, прищурясь на белый экран,
Падать в белый песок. Пустота прорастет городами,
И забудется миф экзотических стран.
Наше время не вечно, наши страсти не новы,
Век базарной торговкой кричит, обнаружив пропажу.
Я в тени сикоморы читаю стихи Гумилёва,
Напоивши усталых коней, разгрузивши поклажу.
2.
Плесни, волна, на берег. Смой скорей
С песка ту ересь, что чертил еврей
Под зорким оком римского капрала.
В жестяных латах, опустив забрало,
С копьем наперевес, безумный дон
Катится под откос, что твой бидон.
Должно быть, это сон. Плесни, волна,
И наше море обнажи до дна.
И мы вздохнëм: конечно, это сон.
3.
А греки – что? Они ушли навеки.
Умны, как черти, были эти греки,
Не рассуждали о добре, о зле.
А если кто и знал во время оно,
Что за огонь в пещере у Платона
Бросает тень; кто роется в золе
Того костра; кто греет ноги
У этого огня – считалось: боги.
Ну, нимфы разные, дриады да сатиры,
Соседние жильцы одной большой квартиры.
4.
Но мы закрыли этот миг
Застёжкою печатных книг,
Потом компьютерным экраном
Ещë не раз прошлись по ранам.
На обезболенных и бледных
Канатах нервов мозг повис,
Под весом заповедей медных
Стараемся не глянуть вниз,
Туда, где светится провал,
Где исключения из правил,
Где Босх ещë не побывал
И нам отчета не представил.
(Предмет не нов, и счëт не одинаков:
Об этом Гëте пел, и повторял Булгаков).
(2 ноября 1998, Хантингтон)