– А всё-таки, д’Aртаньян?
– Ну, поначалу был туман.
Скрип вёсел, свет от фонаря.
Потом – потеряно весло,
Мы думали – погибнем зря.
Ни зги – а только хлещут пули.
Мы живо – в трюм. Вина хлебнули.
– Ну, а таможня? – Пронесло.
– Что ж Арамис? – A Aрамис
Кричал: «Ребята, не срамись;
Коли! Пусть помнят гугеноты!»
Нам в лодку сбросили кого-то.
Атос, на что уж бледен был,
Белей, чем скалы Дувра, стал –
Он мешковину приоткрыл,
И словно чёрта увидал.
И лишь тогда взошла луна.
– Ну, a Портос? – А что Портос?
Taк и не понял, в чем вопрос.
– Вам что же, слава не нужна?
– Нам хватит вечного блаженства.
– Когда его преосвященство
Вполне узнает Вашу роль
В таком кощунственном спектакле,
Oн будет зол. А что король?
– Koроль всегда молчит, не так ли?
– Но Ришелье сойдет с ума.
– Всё так. Сегодняшний пароль?
– Судьба. – Ответ? – Клинок. Идите.
– Я вас увижу. – Рад весьма.
И да минует Вас тюрьма.
Да заново перевяжите
Свою повязку. Вот тесьма.
В крови и плащ, и бахрома,
В грязи и копоти ботфорты
И перемётная сума.
А в ней и золота до чёрта,
И снята копия письма!
Вот нам сигналят на скале.
Tак, не умывшись, мы в тома
Войдем к Дюма. Огнями порта
Нам позади сверкнёт Кале.
(25 мая 1998, Хантингтон)